Владимир Разумневич - Лето на колёсах [Повести]

Узнав об этом, Петя злорадно хлопнул меня рукой по затылку:

— Эх ты, голова со здоровой памятью! До простой вещи не мог додуматься. А ещё: «Чур, моя!» Не твоя, а моя труба взовьётся в космос! Ну что — облизнулся?

Чего только не случается в каникулы! Впечатлений — на целый год. Начнёшь рассказывать о лете и остановиться не можешь. Хочешь говорить одну чистую правду, а с языка сами собой срываются выдумки. Случилось одно — говоришь другое. Обязательно прихвастнёшь. Сам потом поражаешься, как всё складно выходит. Наврёшь с три короба, а ребята рядом стоят и поддакивают — и с ними, мол, такое бывало.

Но в то, что рассказал Петя Кулёмин, никто из нас не поверил. А рассказал он вот что:

— Я целую неделю жил в районе, откуда ракеты в космос запускают. С космонавтами встречался. С космонавтами номер семь, восемь и десять. Всё майоры да подполковники.

— А где же девятый номер? — спросил я.

— Девятый был в отпуске. Космонавты меня своей пищей угощали. В тюбиках, как вазелин. Каша, кисель, яблочный сок и прочие штучки. Надавишь, и пища в разжёванном виде сама в рот лезет. Вкусно — пальчики оближешь. У них повар высшего класса. Тоже космонавт. Как и меня, Петром Васильевичем зовут.

— Не бреши! — уличил я Петю. — Ты же всё лето у дяди в селе Криволучье отдыхал. Там никакого космодрома и в помине нет.

— Вот сказал! В Криволучье даже аэродрома нет. Это всякий знает. Дядя ездил за тысячу километров к своему другу-космонавту. Они вместе в школе учились. И меня с собой забрал. Вот это поездочка! Век буду благодарен дяде.

— Куда же вы ездили?

— Так я тебе и сказал! Ишь чего захотел! Военная тайна. Я даже расписку дал, что Н-ский район до самой смерти не выдам. Хоть на куски режьте.

— Никто тебя резать не собирается, — успокоил его наш староста Володя Курбатов. — Сочиняй сколько угодно!

— Ах, вы, значит, не верите?! А если у меня вещественное доказательство есть?!

Мальчишки загоготали. «Вещественное доказательство» — скажет тоже!

— Ври, да знай меру! — пригрозил ему Володя Курбатов. — Нам тебя слушать надоело. Пошли отсюда, ребята!

Тогда Петя вынул из учебника географии фотокарточку, протянул её Володе. Я заглянул через Володино плечо. Остальные ребята тоже заглянули.

Петя стоял в сторонке и гордо ухмылялся:

— Ну что, получили?

Мы глазам своим не поверили — на снимке рядом с прославленным космонавтом смеялся наш Петя. Да, да, это был он! Круглые немигающие глаза сияли, как два солнца, большой рот расплылся до самых ушей, подстриженная Петькина голова героически торчала рядом с головой космонавта.

Что самое удивительное — Петя не просто сидел вместе с космонавтом, но ещё и обнимал его за плечо. Вот подлиза! Петька — он такой. Любит к чужой славе примазаться. Наверное, космонавт и глазом не успел моргнуть, как Петя пристроился у него под боком. И даже обниматься полез. Есть же на свете такие бессовестные люди! Одно непонятно — зачем космонавт Пете улыбается? Неужели не понимает, какой человек рядом пристроился, — первый, можно сказать, хвастунишка в нашем классе.

— Космонавты катали меня на своей тренировочной машине! — важно сообщил нам Петя. — Трясёт, как в телеге, когда по камням едешь. Прыг-скок. Прыг-скок. Все печёнки поотшибло. Космонавтам хоть бы хны, а мне с непривычки. Ещё в сурдобарокамеру водили. Глухо там, будто нет жизни. Ни звука, ни шороха. Абсолютная тишина, как в космосе. Космонавты живут в камере поодиночке. Неделю, а то и больше. Пока борода не вырастет.

— И ты жил? — поинтересовался я.

— А как же! Только немножко. Борода у меня так и не выросла.

Хотя мы и знали, что Петя знаменитый враль, на этот раз не могли ему не верить — ведь у него была фотография! Петя расписывал нам жизнь и тренировки космонавтов во всех подробностях. Многое, правда, мы и до него знали, из газет. Но ведь это рассказывал очевидец!

Мы рты пораскрывали от удивления. Так бы и ходили весь день с раскрытыми ртами, если бы в перемену не влетел в класс знаменитый школьный фотограф семиклассник Вася Скоролюбский. Влетел, огляделся по сторонам и стал махать длинной чёрной плёнкой над головой. Лента извивалась, как змея, и цеплялась за его рыжие волосы.

— Где Петька Кулёмин? — Вася сверлил нас зелёными разгневанными глазами.

Мы ответили, что Петя только что был здесь и скоро, наверное, опять будет.

— Улизнул, значит? Попадись он мне на глаза… Думал, с настоящим человеком имею дело, а он — испорченный негатив.

— Что случилось? — забеспокоился наш староста Володя Курбатов.

— Обманщик этот ваш Кулёмин — вот что! Авантюрист высшей марки! Подсунул мне засвеченную ленту. Я как идиот щёлкаю, щёлкаю — всех в классе перещёлкал! Проявляю, и что вижу? Тёмную ночь! Ребята надо мной издеваются. А всё из-за него, из-за проклятого Петьки. Принёс мне (вот нахал!) снимок двух друзей-космонавтов. «Прилепи, говорит, рядышком мою голову, плёнку подарю!» И суёт мне вот: эту катушку. Я обрадовался — мне лента позарез была нужна, за каникулы ни одного свободного кадра не уцелело. Взял и заменил на фотографии голову хорошего человека Петькиной нахальной головой. А что мне за это? Сами видите что — тёмную ночь! Подождите, я ему, обманщику, такую «тёмную ночь» устрою…

Петя в эту минуту открыл дверь. Увидел грозного Васю Скоролюбского — и шмыг обратно. Вася едва успел ухватить его за воротник:

— Попался, оторванная голова… Верни снимок, авантюрист несчастный!

Петя вернул без звука.

Нам захотелось ещё раз взглянуть на «вещественное доказательство».

Вася долго не хотел показывать снимок. Но мы очень просили — всем классом. И он сдался.

— Ладно, так и быть, полюбуйтесь последний раз. Только никому не говорите… Петька меня в такую авантюру втравил, перед людьми стыдно.

Снимок мы теперь рассматривали тщательно.

— Вот балбесы! — Я был готов избить самого себя от досады. — Фальшивое фото приняли за настоящее! Должна же у нас голова хоть чуть-чуть соображать! Смотрите, разве это Петькина рука? Как мы сразу не заметили?!

И все увидели: на снимке космонавта обнимала вовсе не Петина рука, слабенькая и в чернильных пятнах, а сильная и большая. Такие руки бывают только у взрослых.

Васе Скоролюбскому почему-то не понравился наш смех. Он отобрал снимок и сказал:

— Пойду домой. Поищу настоящую голову. А Петькину выброшу в корзину с мусором.

В перемену Петя как козёл скакал с парты на парту, мурлыкал любимую песенку «Чижик-пыжик» и взмахивал руками.

— Хорошо чувствовать себя вольной птицей! — говорил он. — Маши себе крыльями, щебечи о чём попало и не решай никаких задачек! Не жизнь, а настоящий дом отдыха!

Петино настроение испортил Александр Фёдорович.

— Возьми записку и передай отцу, — сказал он и подал Пете бумажку.

От этой злосчастной бумажки у Пети онемел язык. Руки-крылья разом опустились. Он стал похож на мокрую курицу, а не на вольную птицу.

— Попрыгать не дают, — пожаловался он, когда мы с ним выходили из школы.

— А вдруг записка приятная?

— Скажешь тоже! Учителя приятных записок не пишут. Помнишь, мы с тобой книжку про два фронта читали? Так вот отца, наверное, вызывают в учительскую, чтобы против меня сразу два фронта открыть — школьный и домашний. Либо оставят один фронт — домашний. Это ещё хуже. Родители тогда одни на два фронта будут работать. Пощады не жди… — Петя простонал, словно у него заболел зуб. — А что, если я записку прочту? Александр Фёдорович меня за это не съест?

— Конечно, не съест, — подбодрил я.

— Может, из-за этой проклятой записки мне завтра на свете не жить.

— Может, и не жить, — снова подбодрил я.

— Да, попал, как рыба на крючок. Не вырвешься. Интересно, что он отцу обо мне сочинил?.. Прочтём? А?

Записка оказалась малюсенькой. Всего несколько слов.

«Прошу Вас, Василий Арсеньевич, — писал учитель Петиному отцу, — зайти завтра в школу. Нам нужно поговорить. С уважением А. Ф.»

— Вот хитрый — обо мне ни слова, — заметил Петя. — Знал, что я записку проверю. Задал задачку. Попробуй отгадай теперь, за какие грехи меня крыть будут. Вроде я ничего такого выдающегося не совершил.

— А кто котёнка на урок принёс? Он мяукал.

— У тебя тоже котёнок в портфеле пищал. Но записок, твоему отцу не посылали. Котёнок здесь ни при чём. Дело во мне самом.

И мы стали думать и гадать, чем Петя не угодил Александру Фёдоровичу. Долго думали и гадали. Всю Петину биографию по косточкам разложили. Биография у него оказалась удивительная, как у полководца, — сплошь состояла из одних приключений и битв. И не было в этой биографии ничего такого, чтобы Петю исключать из школы или открывать против него сразу два фронта.